Вкус вишни. Авторы: Darian, Laise (2 часть)

подчинение, служение, насилие, секс, эротика, БДСМ
Аватара пользователя
Rapira
Сообщения: 527
Зарегистрирован: 31 май 2010, 11:24
Пол: Женский
Ориентация: Гетeро
Д/C-ориентация: Доминант
С/М-ориентация: Садист
БД-ориентация: Топ
Город: Хабаровск
Благодарил (а): 1 раз
Поблагодарили: 73 раза

Вкус вишни. Авторы: Darian, Laise (2 часть)

Сообщение Rapira » 21 июн 2010, 02:07

Дальнейшее Ашер вряд ли помнил - все для него завертелось и понеслось в бешеном ритме... он прижимался к Рене, пил вино из его губ, замирал, дрожал, сам впивался в него жаркими поцелуями, выгибался, молил, плакал, кричал торжествующе... в себя он пришел уже в теплой ароматной воде, и Рене сидел в ванне рядом с ним и обнимал его за плечи.
- Пожалуй, мне и в самом деле надо пореже смотреть, как ты ешь свое мороженое, - хриплым от страсти и нежности голосом сказал Рене и улыбнулся. - Иначе я просто не дам тебе отдохнуть, радость моя...

Ты одержим мной.
Иные одержимы демонами, а ты одержим мной, как сумасбродной идеей, от которой ты не в силах отказаться, которую не можешь исторгнуть, позабыть. И меня это пугает. Я думал, это будет хорошо… славно, когда кто-то любит настолько, что прочее отступает на задний план и становится абсолютно несущественным…
Но ты одержим мной. Как же ты жил до меня?.. И как ты будешь жить теперь? Мне остаётся только надеяться, что одержимость рассеется, и ты станешь собой. Таким собой, которого я ещё не знаю…
Но ты даже сейчас желаешь меня… даже сейчас, испытав восторг обладания моим телом, ты всё равно не можешь отпустить меня, и продолжаешь касаться…
А у меня голова кругом. Что ж… вынужден признать, мне нравится, всё, что ты со мной творишь. И я готов повторять это снова и снова… снова и снова отдаваться тебе.

- Не хорошо это, выгонять законного супруга из комнаты только для того, чтоб что-нибудь съесть… Но, по всей видимости придётся…
- Выгонять? Меня? - засмеялся Рене. - Вот только попробуй, дерзкое создание! В наказание я оставлю тебя без сладкого... ну - кроме единственной разновидности... - поцелуй в губы абсолютно недвусмысленно показал, какую именно разновидность сладкого Рене все же согласен оставить Ашеру, так что вряд ли того ожидали особые лишения. - И я не собираюсь покидать комнату, когда ты ешь... разве что целомудренно отвернуться... к той стене, на которой будет зеркало, разумеется!
Он снова засмеялся и обнял юношу.
- А вот любовью в ванне мы будем заниматься в другой раз... даже если сейчас и хочется... всему свое время... - Он поднял Ашера на руки и встал из воды.
- В ванной, на подоконнике, стоя, на полу, на столе… - принялся перечислять Ашер, и перечислял, пока Рене вытирал его мягким полотенцем.
Вытирание превратилось в процесс долгий и наполненный изысканными ласками - но уже более спокойными.
- Шери, - произнес Рене, накидывая на плечи Ашера шелковый халат, алый с золотом - в пару к своему черному с золотом, - посмотри сюда...
В зеркале отражались они оба - полунагие, освеженные купанием... такого взгляда у Ашера никогда прежде не было. Такого взгляда...такой спокойной свободной осанки, такой уверенности...
Почти чёрные волосы длинной до лопаток, вьющиеся крупными кольцами, чайного цвета глаза, красиво очерченные губы, подвижные, тонкие. Рот чуть великоват, как для мужчины, но его это совершенно не портит. Изящно вылепленные скулы. Гордая посадка головы на грациозной шее…
И рядом – мужчина, образчик истинно мужской красоты. Высокий, ладно скроенный, очень гибкий и хищно красивый. О таких слагают поэмы, таких желают остро, пламенно, и добиваются любыми способами. И это сокровище – его супруг.
- Ты красивый… Очень красивый…

И это все, что ты видишь, радость моя? Только мою красоту? А свою? Неужели ты не видишь, как ты меняешься? Не видишь, сколько гордого достоинства появилось в тебе - сейчас, когда ты хоть ненадолго забыл о гордости... о том. что ты только считал ею?
Я хочу видеть тебя свободным, Шери... свободным и обретшим себя...
Еще и потому, что иначе мое ожидание будет напрасным. Только свободный может подчиниться...

Рене улыбнулся.
- Пойдем, - сказал он, уводя супруга в спальню.
За это время слуги переставили поднос с едой на стол и привели в порядок постель... а еще...
А еще на подоконнике лежало что-то, укрытое шелковым плащом - оно и раньше там лежало, но тогда младшему графу было не до разглядывания подоконников.
- А это мой свадебный подарок, - улыбнулся Рене, перехватив взгляд Ашера. И сдернул плащ.
Под плащом лежала гитара. И такого инструмента у маркиза Ле Каде не было отродясь - да откуда и взять такой в дальней провинции! Гитара была великолепна - не перламутровыми инкрустациями и прочими украшениями, их не было - благородством обводов и самого дерева. Золотые струны были уже поставлены - но ослаблены.
- Сам будешь настраивать, - снова улыбнулся Рене.
Ашер, если и помнил ещё о чём-то, позабыл всё и тут же. Наверное, он и собственное имя бы позабыл. А может даже и уже… Он легко проводил кончиками пальцев по струнам, гладил гриф, гладкий корпус, прислушивался к тихому стону инструмента, и улыбался. Светло и счастливо, точно на всём белом свете не существовало больше ничего. Только он, и красавица-гитара.
К реальности его вернул только фальшивый звук. Струны слишком слабо натянуты. Но эта комната не годится для того, чтоб настраивать это чудо. Изгиб лёг чётко на бедро. Юноша уверенно натянул струны и взял пару пробных аккордов.
- С ней любой танец будет восхитителен… Но ты получаешь во властвование вечно заспанное существо, с избитыми пальцами.
- Существо будет высыпаться, даже если его придется для этого поить травяными отварами, - засмеялся Рене, - а что касается пальцев...
Пальцев коснулись его губы. Там, где этих пальцев только что касались струны.

Какие же у тебя глаза счастливые, Шери... Как легко тебя порадовать... и как восхитительно...
Лучше бы он туда не заглядывал…
Не думать об увиденном не получалось. И это здорово угнетало. Все эти… всё ЭТО. Если это можно применять к людям, то… то боги, должно быть, не боги вовсе а сущие палачи, раз обрекли смертных на всё это. Зачем?..
На первый взгляд ничего страшного. Но только на первый взгляд, пока не начинаешь подмечать детали. Длину хлыста или материал, из которого сделан тот или иной инструмент… Дерево, серебро… Кожа…
Его в дрожь бросало. О нет, он не боялся боли, просто что-то протестовало, не позволяло ему равнодушно или предвкушающее рассматривать всё это.
Ашер рассеянно перебирал струны гитары. Но музыка не помогала забыть и забыться. Вообще ничего не помогало. А попасть на глаза Рене в таком расположении духа, значит расстроить и его. Потому что Рене спросит, в чём дело, и солгать ему он не сможет.
В общем-то, в холл он спустился только потому, что из холла проще выйти к конюшням и ненадолго удрать из дома.
Именно в этот момент в холл спустился и Рене.
Солгать ему Ашер действительно не смог бы - супруг знал все его взгляды, все улыбки, все напряжения лица... и во взгляде Рене сразу же вспыхнула тревога - но спросить младшего графа, что с ним, он не успел.
- Виконт Лионель де Эрро с супругом, - доложил дворецкий, входя в холл с визитной карточкой на серебряном подносе.
А следом за ним уже входили Лионель и Жерве, улыбающиеся, удивительно красивые, особенно рядом. На Лионеле был шелковый камзол темно-шоколадного цвета, который так шел к его волосам. Жерве был обнажен до пояса, при ремнях и ошейнике, как и полагается.
Ашер налетел на улыбку Жерве как на каменную стену.
Счастливый молодой человек в ошейнике, полуобнажённый и… вполне счастливый. Тем, что на него смотрят, тем, что он принадлежит кому-то, тем, что ему могут приказывать, а он исполнит приказ…
Жерве… Он просто обязан переговорить с Жерве. Кто, если не такой же, как он, сможет рассказать, каково это: стоять прикованным к кресту, без возможности освободиться, а кто-то… Кто-то стоит позади. А он не может обернуться, не может ничего. Ничего…
Ашер поёжился и скрестил на груди руки, точно сильнее запахивая рубашку. При виде полуобнажённого младшего Эрро становилось не просто холодно. Складывалось впечатление, будто меж пальцев застывает лёд.
Приветственная улыбка была искренней. Но немного вымученной. Самую малость, чтоб это мог заметить один-единственный человек из присутствующих. Муж слишком хорошо успел его изучить.
- Приветствую…
Пальцы Рене незаметно коснулись его руки, чуть сжали нежно и ободряюще: "Мы не одни, и я не могу сейчас спросить, что случилось - но я с тобой, я люблю тебя..."
- Всегда рад вас обоих видеть, Лионель - да входите же...

Всегда - и сейчас тоже... но лучше бы вы появились получасом позже...

В гостиную Рене вошел рука об руку с Ашером.
Когда Лионель сел в кресло, Жерве грациозно опустился на ковер возле его ног... это было обычно, так полагалось... обычным не было другое - нежность, с которой пальцы виконта Лионеля погладили золотистую голову Жерве.
- Жерве, - сказал Рене, наливая гостям вино, - на всякий случай учти - если я и стал семейным человеком, это не значит, что мой дом стал приютом официоза.
- Вот уж это точно, - улыбнулся Лионель, бросив едва заметный взгляд на рубашку Ашера. - Но думаю, ты знаешь, что делаешь.
- Я знаю больше - я знаю, что я прав, - ответил Рене.
И - взгляд в глаза Ашера, нежный и любящий. "Я с тобой, радость моя..."
Он выдержал, не отвёл взгляда.
Не-трус, боящийся влюблённого взгляда. Боящийся до того, что готов удрать сломя голову, и не возвращаться ещё долго. Пока не переболит глубоко внутри, пока не удастся себя уговорить, убедить, что это не страшно… на самом деле не страшно.
Уговаривал себя он уже почти целый месяц. Изо дня в день. Глядя в зеркало или рассматривая спящего Рене. Сидя за столом или играя на гитаре.
И простое «Он ничего мне не сделает» стало за малым не молитвой…
Ничего не сделает, не привяжет и не наденет на шею ошейник, не возьмёт в руку изящную цепочку, что висит на крючке в той комнате, и не растянет на тех блоках… И ни одна из тех вещиц не коснётся его тела…
Он пришёл в себя сидя в уголке, поджав к груди ноги, обнимая собственные колени.
Не-трус смотрел на Жерве, сидящего у ног супруга и кутался в рубашку. Почти в примитивной панике. И почти ненавидел себя.
Рене не нахмурился - хотя очень хотел. Со дня венчания он не видел на лице возлюбленного столько страха, пусть и хорошо скрытого. И вряд ли его мог повергнуть в такую панику вид Жерве. Потому что это не тот Жерве, каким он был два года назад - сломанный, с пустым потухшим взглядом... сейчас Жерве любим и счастлив...
Что же случилось, Шери?
Он ответил с улыбкой на очередную реплику Лионеля, обнял младшего за талию и увлек к окну - обычным жестом, просто ласка, ничего более...
- Шери, - очень тихо, почти одними губами, спросил он. - Что случилось? Мне попросить Лионеля и Жерве обождать нас с полчаса?
Пройти к себе, побыть одному и успокоиться он не предложил - потому что тот был явно испуган, и оставлять его наедине со страхом Рене не собирался...
- Нет. – молодой человек покачал головой. – Я не могу сказать, что всё хорошо, но… напротив… Мне нужно… поговорить с Жерве. Очень нужно. Это очень для меня важно, и ты мне в этом помочь не сможешь. Я знаю.
Наверное, будь Ашер… чуть менее привязан к мужу, твёрдое «Я знаю» было бы самым настоящим вызовом. Но вызовом это не звучало. Скорее как самая настоящая просьба о помощи, только выраженная иными словами.
- Пожалуйста, Рене.
Рене посмотрел на молодого человека пристально. Очень пристально.
- Да, - сказал он. - Я тоже думаю, что тебе нужно поговорить с младшим Эрро. Именно с Жерве. Ты ошибаешься только в одном - что я не смогу тебе помочь. Смогу. Но сейчас тебе и правда лучше поговорить с ним.
Он обернулся.
- Лионель, - сказал он, улыбаясь, - я хотел бы с тобой посекретничать. Давай отпустим наших супругов поболтать без нас.
Лионель улыбнулся и согласно кивнул... и через несколько минут Ашер и Жерве очутились в малой гостиной - уютной и красивой.

- Я… - начал было Ашер и замолк. Что, собственно, «Я»?

Боюсь, что разочарую Рене? Боюсь, что не выдержу и завою, как только хотя бы один браслет обнимет запястья? Заору и начну вырываться, как раненный обезумевший от ужаса зверь? Или замру, как удав, глядя в одну точку, безучастный?

Он сидел на диванчике, привычно скрестив ноги, и мучительно пытался решить, с чего же начать. И никак не мог решиться. В конце концов, набрав побольше воздуха в грудь, выпалил:
- У нас с Рене уговор… Он не попытается… он не станет… не будет… против моей воли… не возьмёт меня… не… это… - порывисто спрятал пылающее лицо в ладонях. – А вчера я нашёл одну из комнат, предназначенных… Понимаешь, я боли не боюсь, но я… не могу себя заставить находиться там!
Жерве посмотрел на Ашера очень внимательно.
- Знаешь, тебе не стоило заходить туда одному, - сказал он. - Без графа Рене. И тебе надо поговорить с ним. Понимаешь, не только потому, что он твой супруг и любит тебя так, что этого нельзя не увидеть... а потому что он знает, что делает.
Жерве неожиданно улыбнулся.
- Он помогал Лионелю приводить меня в порядок... и как раз в одной из этих комнат. После моего первого брака Лионель привез меня к графу, и мы здесь пробыли почти месяц, пока я смог хотя бы снова войти в такую комнату... Ашер - если ты боишься не боли, чего ты боишься? Граф никогда не станет ломать тебя, никогда не причинит тебе страдания...
Младший Эрро взял Ашера за руки - спокойно и доверительно.
- Я расскажу тебе все, о чем ты спросишь…
- Знает ЧТО? Что делает? В самом начале я ему сказал, что не могу, не умею покоряться… Говорил, что мне нужно было родиться раньше ли не рождаться вовсе, потому что он первый, кому я… отдался… он не пытается, и я благодарен ему за это… но я знаю, что мне придётся войти туда однажды… придётся войти с ним… а я не могу! Всё внутри переворачивается… знаешь, как сжимается, скручивает. Но я должен. Хоть и не понимаю зачем.
Он дал слово. Родителям, что выйдет замуж. Рене, что будет принадлежать ему, почитать его, как господина своего возлюбленного… Но это тепло, что греет его… привязанность спокойная и нежная… На месте этого тепла в Рене – пожар, пламя безумствующее, страсть, что подхватывает обоих ураганом, и уносит прочь…
- Уж лучше бы он сломал… Проще было бы. Ему…
- Не проще, - покачал головой Жерве. - ему очень трудно, это так, но ... то, что ты говоришь - не было бы проще. Он любит тебя, Ашер. И... ты просто не знаешь, о чем говоришь, когда пользуешься этим словом... "сломал". Меня ломали. Я знаю, что это такое. Даже не думай об этом...
При этих словах в глазах Жерве промелькнуло такое... нет - только тень былого, но все же.
- Ашер... поверь - это совсем не то, о чем ты думаешь, совсем не то, что тебя страшит... ты на самом деле просто еще не знаешь, что такое - покоряться... и это очень важно - как покориться и кому...
- Какая разница, кому и как покоряться? – Ашер устало запрокинул голову на мягкую спинку и закрыл глаза. – Когда ты скован, когда плеч касается хлыст, не всё ли равно, в чьих он руках? Это в любом случае… вынуждено. Единственно что… я верю Рене. Верю, потому что он нежен и добр ко мне. Я знаю, что он любит меня, знаю… Боги…
Он запутался абсолютно. Он перестал понимать самого себя.
Слишком хорошо ему было, слишком уютно в сильных руках супруга, но сама мысль о том, чтоб быть там, в той комнате – приводила в ужас. И всё же… он позволял Рене многое, и тот делал всё что заблагорассудится, вытворял такое, что иным и не снилось. Потому что подспудно знал, что Рене не сделает ничего, что было бы ему не приятно, или что причинило бы ему, Ашеру, настоящую боль.
- Я знаю, что он не причинит мне зла. Но там… я забыл об этом.
- Вынуждено? - Жерве с острым вниманием взглянул на Ашера. - Ну так есть мы тоже вынуждены, и куда сильнее. Откажемся от еды - помрем с голоду. Но ты же не скажешь, что нет разницы - слизывать помои с мостовой или есть свежий теплый хлеб и спелое яблоко! Разница есть, Ашер - и огромная!
Жерве чуть наклонил голову.
- Подчиняться... всем нам так или иначе в чем-то приходится подчиняться... но есть разница, быть полководцем короля или подручным бандита. Ашер, когда подчиняешься тому, кого боишься и ненавидишь, тому, кто недостоин, подлецу и негодяю - дело даже не в том, что ты можешь быть изувечен и убит, ты сам тогда смерти захочешь, потому что если твой повелитель - мразь, то ты ниже низкого, хуже худшего, ниже грязи, это... это и на самом деле страшно. И это действительно против воли и вынуждено. Поверь мне, Ашер - я знаю... я был замужем за Антуаном де Вардом... рассказать тебе? Может, тогда тебе будет яснее разница? А заодно поймешь, что вынуждено, а что нет?
Перед мысленным взглядом – красивое жестокое лицо и тонкая улыбка. И низкий пошлый шёпот. Юношу передёрнуло. Если бы Антуан не был ошарашен оповедью, Ашер бы носил совершенно другое имя.
- Де Вард… Я мог стать Вардом… Но Рене опередил его. Выходит, к лучшему… Мне бы не хотелось заставлять тебя вспоминать о чём-то, что тебе не приятно…
Не может быть потребность в самоуничижении выше потребности в еде или в воздухе. С другой стороны… он подчинялся родителям. Но… не всегда потому, что это было необходимо. Как, к примеру, с замужеством.
Первый раз подчинение – приказ сесть за книгу привёл к глухой обиде. Зато потом – процесс увлёк и он жить не может без тонких прыгающих строчек. Всего один раз…
- Неприятно? - Жерве коротко и глухо рассмеялся. - Вспоминать? Ашер, ужас в том, что я почти ничего и не помню, так это было отвратительно!
Он на минуту замолк.
- Лионель тоже сватался ко мне, но Антуан был богаче... и меня отдали за него. Лионель пытался вызвать его на дуэль, выкрасть меня... король отправил его в ссылку. Граф Рене уехал с ним - просто чтобы Лионель не наделал глупостей... а потом вернулся... тут же написал Лионелю, чтобы он тайком возвращался, ехал сразу в его замок и сидел там тихо - а сам пошел к королю... я не знаю, как он уговорил короля начать своей волей бракоразводный процесс! Ашер - я даже суда не помню... мне только рассказывали о нем, я не помню... я очнулся уже в этом замке примерно через неделю, и все это время Лионель не отходил от меня... Ашер, я был уверен, что никогда не смогу больше войти в такую комнату, никогда не смогу больше выполнить приказ, ничей... а что это может стать радостью, я бы тогда в жизни не поверил! Стать де Вардом? Тебе? Да Рене никогда не позволил бы этому случиться, никогда! Вы приехали из провинции, ничего не знали - потому он и попытался, ведь после брака со мной никто не согласен отдать за него своего сына, никто... Рене никогда бы не позволил, чтобы это случилось с тобой - он видел, он знает!
Жерве снова помолчал.
- Понимаешь, я тоже знаю. Знаю разницу. Что такое быть грязью под ногами мерзавца - и что такое быть служителем в руках божества... может, поэтому я подчинился Лионелю так легко и радостно с первого же раза - мне было с чем сравнивать...
- Подчинился в чём?.. – с этим сложно смириться. Сложно понять даже то, что беда миновала, обошла стороной благодаря человеку, с которым его связала судьба. Да…
В чём суть подчинения? Что есть подчинение и почему подчиняются с радостью? Почему нельзя просто… быть и любить так, как они любят сейчас?
Ашер улыбнулся одними уголками губ. Любить. Он всё-таки произнёс это слово. Про себя, мысленно, но произнёс.
- Я и так принадлежу ему. Я люблю его, и я в его власти. Что же ещё нужно?
Он делает всё, чтоб порадовать его, чтоб он улыбался. Дарит подарки, выполняет малейшие прихоти, и любит, глубоко, искренне, преданно, со всем пылом души. И Ашер отдаётся. Вспыхивает, достаточно искры – поцелуя, прикосновения, просто взгляда… Отдаётся, чтоб прийти в себя и благодарно прижаться всем телом, и слушать биение сердца.
- Что еще нужно? - переспросил Жерве, и теперь в его взгляде мелькнули явные искорки веселья. - Кому из вас двоих? Что нужно графу Рене - или что нужно тебе? Это ведь не в одну сторону работает, а в обе...
Он улыбнулся - почти мечтательно.
- Ашер... это свобода. Свобода вдвоем. Другая... не такая, какую ты знаешь. Это просто другая реальность... это немного похоже... ну - ты же фехтуешь, ездишь верхом... вот как перед поединком или поездкой на опасной лошади... вспомни - как бывает перед тем, как начать... страх, да, но другой... страх-который-не-страх, и боишься, и хочешь, и предвкушаешь, и радуешься вместе... а потом уже нет ничего, что мешает, есть только бой, есть только скачка... опасность - да, и не только... это... радость. Это... другая реальность, другое состояние разума... для всех. А что еще это может быть для тебя - не знаю, это можешь знать только ты сам... ну, и граф Рене. Для каждого по-своему. Для меня это сила. Не только... но и сила тоже...
В первый вечер он сказал – Свободным и моим.
Но как это может сочетаться? Свобода и принадлежность кому-либо? Может ли это быть? Это нужно Рене?.. А что нужно ему самому?
- Я не хочу быть должным… Я всю свою жизнь кому-то что-то должен… не хочу…
Когда он становится к линии, глубоко в душе родится страх: что он окажется медленнее противника, что прикрытое шариком острие шпаги обидно хлестнёт по лицу… по плечу… по животу или бёдрам. Он озлится, снова станет к линии, сосредоточится, и… увидит, нет, почувствует, как ветер шевелит волосы стоящего напротив, и как это щекотно, и что вот сейчас он отвлечён на самом деле, и думает не об оружии, а о том, как хочется снять эту прядку. И он успеет, успеет достать первым, и в теле растекается жаркий восторг. Почти такой же, как тот, что плавит его в момент, когда рядом Рене, обнимающий и целующий его.
- Свобода… Если бы я только мог… Я понимаю о чём ты… но для меня это значит заставить себя войти в комнату. Убедить себя в том, что я смогу. А это то, чего не желает Рене. Это значит – ломать себя.
- Он прав, - очень серьезно отозвался Жерве. - Ломать себя... из этого ничего хорошего не получается. Туда надо войти не потому, что должен, а потому что хочешь... неважно почему - но хочешь. Я... хотел.
Жерве чуть опустил глаза.
- Хотел... забыть Антуана, забыть то, чего я не помню. Хотел сделать это для Лионеля. Хотел... долго перечислять все, чего я хотел. Уже прошел месяц, как мы были вместе с Лионелем... и много раз говорили об этом - и вдвоем, и с графом... мы не знали, как начать... Рене тогда сказал - начните жестко. Очень жестко. Это было странно, и не в его духе... Лионель тогда долго спрашивал, почему. Потому что иначе я все равно буду бояться? Потому что после Антуана мне все мягко? Рене только покачал головой и сказал - сами поймете.
Он чуть опустил голову, и на щеках его появился легкий румянец - как бывает, когда люди рассказывают о чем-то интимном.
- Рене был прав. Когда я... стоял привязанный к кресту и ждал... я понял, что я никому ничего не должен. Понимаешь, я ведь тоже всю жизнь был кому-то что-то должен, и в первую очередь себе, это у меня уже стояло поперек горла... должен родителям - и меня выдали за Антуана... должен супругу, хотя я его не люблю, ненавижу - именно потому и должен... я ведь всерьез пытался ему покориться, это меня и сломало окончательно... всем должен, я так устал... а тогда... я ждал, что выберет Лионель... связанный, я завязанными глазами... и... и я понял, что никому ничего больше не должен... ведь ты должен только тогда, когда можешь, даже если через силу - но можешь - а я НИЧЕГО НЕ МОГУ! Я не в своей воле. Я связан, я не могу ничего сделать, совсем... и потому я никому ничего не должен! Это было... такое освобождение... никому ничего не должен, никакой долг надо мной не властен, я не в своей воле - я воле Лионеля, а он меня любит... Ашер... я засмеялся от счастья и освобождения...
Картинка была такой тяжёлой и страшной, что смотреть в лицо молодому человеку было… неловко. Может ещё и потому, что понимать он начал только теперь. Понимать, но не принимать. Понимать, что никому и ничего не должен – одно, а вот принять, поверить, увериться, вобрать в себя это самое понимание – это совсем иное. И куда сложнее, чем понять.
Ашер поднялся на ноги и прошёл по комнате из конца в конец. Он бы метался, как загнанный в угол зверёк, вот только что-то не позволяло.
- Боги… я не знаю, чего хочет Рене, и я понятия не имею… я ведь знаю какой я, когда я на площадке. Я полностью ухожу в себя, весь, мыслями, чувствами, я полностью меняюсь. Я всё чувствую по другому. Боль для меня – не боль вовсе. Но я не знаю как я… как моё тело будет отзываться на… на всё это…
- Верно, - кивнул Жерве. - Это так... боль, которая не боль, страх, который не страх, наказание, которое не наказание... ты... действительно понял. Вот как и на что твое тело отзовется - другое дело, этого знать заранее нельзя... кому-то больше нравится боль, кому-то - подчинение, кому-то - даже унижение... для кого-то важно быть связанным, а кому-то - самому удерживать себя... некоторым нравится подчиняться публично... наверное, ты видел таких на балах... это можно найти уже только вдвоем. А вот что нужно Рене... - Жерве улыбнулся. - Я думаю, тебе лучше спросить у Рене.

Он тебе скажет. Обо всем, кроме одного. Того, о чем мне не сказал Лионель. И Лионель сказал мне уже потом, и Рене тебе скажет потом. Не скажет - о том, что его сжигает жажда. Такая же сильная, как если бы ты лежал обнаженным из ночи в ночь рядом со своим возлюбленным, пылал желанием - и не притрагивался... вот об этом Рене тебе не скажет...

- Боль… которая не боль, которая открывает нечто скрытое, чтоб понять это потом, чтоб стать сильнее, гибче, тоньше…
Взгляд рассеялся. Потерялся в пространстве комнаты, ушёл в никуда. Как просто – стать чуть большим. Как сложно… попытаться сделать последний к этому шаг: поверить. Всего только ещё раз поверить.
- Я попробую. Но мне нужно время… Мне нужно понять это. Самому понять. И захотеть. – Он снова вернулся к диванчику и сел, беспомощно глядя на собеседника. В этот момент он даже немного завидовал Жерве. Тому, что для него всё уже завершилось, а для него и Рене всё ещё только начинается.
Совсем не страшно причинить боль себе. Он боялся только одного: увидеть разочарование в глазах любимого человека. Уж лучше умереть.
- Конечно, самому, - кивнул Жерве. - Захотеть. Но... - он неожиданно улыбнулся почти заговорщически. - На самом деле ты уже хочешь, а не только боишься - иначе не полез бы в эту комнату. Если бы только боялся - обходил бы ее десятой дорогой. А Рене знает, что ты там был? Я так понял, что нет. Ашер - мой тебе совет... скажи ему. И вообще поговори с ним. Поверь моему опыту. Не скрывай от него ничего. Не бойся, что спрашиваешь очевидное. Не бойся его разочаровать. Не бойся показаться глупым или слабым, неблагодарным или гордым. Он любит тебя. И все, что ты скроешь - неважно, из каких соображений - обернется против тебя и против него. Может, не сразу, но обернется. Скажи ему.
Ашер кивнул. Виновато, устало, но кивнул.
Да, обязательно нужно поговорить. И откладывать на потом не стоит. Бог весть, что может случиться в это самое «потом».
- Спасибо. Действительно спасибо…
Когда они вышли из малой гостиной, взгляд помимо воли метнулся в дальний конец коридора. Там, за гобеленом, дверь. Дверь, в которую он ещё войдёт. Только вот когда и как, он пока ещё не знал.
В малой столовой накрыли стол для чаепития. Рене и Лионель о чём-то беседовали. Тихо, мирно и уютно. И так хотелось подойти и обнять за талию, и спрятать лицо на широкой спине, и замереть, и даже не дышать…
Ашер без малого не пожирал глазами мужа. Так, словно видел его впервые, так, будто нельзя подойти, нельзя прикоснуться, нельзя целовать.
Да всё равно, свои все… Что Жерве, что Лионель… они все трое обязаны четвёртому собой. Чего же в самом деле смущаться?
Юноша порывисто пересёк зал и буквально стёк перед ним на колени. Прижался щекой к бедру, одной рукой чуть касаясь колена. Сейчас он просто промолчит, и говорить ни о чём не станет. И скажет всё потом.

У Рене в глазах на миг потемнело от нежности и желания. Сдвоенного желания - любить и властвовать... того, в котором он себе все это время отказывал. Два потока текли в его сознании. Один - желание и власть. И второй - тревога: Шери, ведь с тобой что-то случилось, и хотя беседа с Жерве явно помогла тебе - что же это такое, чем так изболелось твое сердце, чтобы швырнуть тебя на колени передо мной?
И оба потока слились в единое движение руки.
Ладонь Рене погладила волосы Ашера, плечо - но не легко и невесомо. Она была ласковой - и странно тяжелой, и в этой тяжести был покой, успокоение, любящая сила... замершая на плече младшего Монтрая.

Мой.
Люблю.
Принимаю.
Владею.
Защищаю.
Наказываю.
Прощаю.
Твоя боль и страх - в моей руке. Забудь о них. Моя сила хранит тебя.
Люблю.
Мой.
- Как же я люблю тебя… Если бы ты только знал…

Если бы он сам только знал, как любит. Безгранично, сумасшедшее, бредово, до дрожи в пальцах, до острого желания сидеть вот так вот вечность, пока не осыплются прахом стены вокруг, до рвущейся просьбы – возьми и делай что хочешь, что только пожелаешь, прямо здесь и сейчас.
Слишком долго и так туго скручивалась пружина, а теперь она распрямлялась, наконец, получив волю.
Вот моя воля, видишь… ты так долго хотел этого, правда?.. ты об этом и говорил мне тогда, на балу, а я не понял тебя, прости… но я понял теперь, ещё не очень поздно?..
Я так люблю тебя, что, кажется, сошёл с ума… Ну и пусть, ведь это для тебя…

Лионель улыбнулся уголками губ и встал. Ему даже не было надобности хотя бы кивком что-то приказать Жерве - одной этой улыбки было довольно.
Они вышли молча, вдвоем - и даже со спины было понятно, что они улыбаются мысленно друг другу. И - Рене с Ашером. За ними еще не закрылась дверь, когда до них долетел тихий голос Рене:
- Любовь моя... Шери... радость моя...

Сердце сжимается от любви и нежности... единственный мой... ты в моих ладонях... весь... до конца... мой...

Он поднимался с колен медленно, просто двигался, как змея, ни на миг не отстраняясь.
- Не знаю что говорить… Не знаю что нужно… Я был там… в той комнате… один был… боги… как в сказке о чудовище Синей бороде… Я боялся, сам не знаю чего. Я люблю тебя, Рене, люблю… И я хочу принадлежать тебе. Весь. Всегда.
Он больше не сбивался. И говорил твёрдо. С лёгким придыханием, как если бы просто быстро бежал и остановился, переводя дыхание.
Смотрел в глаза, прямо и уверенно, и только сожаление плескалось на дне. И лёгкая обида на самого себя, что не понял сразу, что не сумел осознать. Был так близко и так долго балансировал, заставляя балансировать и любимого тоже.
Рене взял его лицо в ладони - нежно и бережно, но и властно тоже.
- Тебе не стоило делать это без меня. Тебе было страшно, радость моя? - коснулся губ младшего легким поцелуем.

Конечно, было. И как же хорошо, что Лионель и Жерве приехали именно сегодня! Потому что Жерве может тебе объяснить то, чего не могу - а точнее, не должен - объяснить я...

- Я люблю тебя, радость моя. Помни это всегда.

Мой. Весь. Боги... дайте мне силы не задохнуться от восторга...

- Спасибо тебе, счастье мое, сердце мое... пойдем...
Рене отпустил ладони - лишь для того, чтобы обнять любимого за плечи.
- Пойдем... в нашу спальню. Там ты спросишь меня все, что захочешь. И я отвечу тебе. И скажу все, что тебе будет нужно. Это не сказка о чудовище. Это совсем другая сказка, Шери...
Совсем другая сказка… О чём эта сказка? Расскажи мне её, пожалуйста…
Он шёл коридорами, и думал. Просто думал о том, как всё будет, как обернётся, как отзовётся тело, и чего же на самом деле хочет Рене. И о том, хватит ли ему сил выполнить это своё желание – всецело принадлежать любимому человеку.
Привычная тишина комнаты успокаивала. И всё равно, стоило Рене присесть – он сел у его ног, скрестив руки на его коленях и удобно умостив голову на перекрестье. Так лучше, так куда удобнее смотреть в его глаза.
- Я хочу задать только один вопрос… остальное – не важно для меня. Я хочу знать, Рене, чего тебе хочется. Чего ты жаждешь… мне очень нужно знать.

Очень, потому что я буду знать, что я могу для тебя сделать. Хотя… любить. Любить всегда.

- Чего мне хочется? - медленно улыбнулся Рене, лаская его взглядом.
Это была другая улыбка - такой младший у него еще не видел. Очень мягкая - и в то же время наполненная силой. Ласковая - и властная. Влекущая, беспредельно чувственная - и знающая...
- Тебя, Шери. Я хочу и жажду тебя. Полностью. Такого тебя, каким и ты сам еще себя не видел и не знаешь. Свободного от страха и сомнения. Настоящего. Шери... я хочу нашей мелодии. Я хочу, чтобы твое тело пело под моими руками. Хочу увидеть тебя, когда ты только мой - когда цепи на тебе, а не в тебе...
Голос Рене снова мерцал черным ночным медом, как в минуты страсти - только теперь это мерцание было сильнее, а сам голос - ниже обычного, и это завораживало...
- Тогда бери… - плавным гибким движением юноша поднялся на ноги и сделал шаг назад. Потянул ворот рубашки, а потом стянул её, отбросил на постель. Подошёл к столу и открыл небольшую шкатулку. Простой деревянный ящичек появился здесь на второй день пребывания в этих покоях Ашера. И собирались там самые разные мелочи, но и не только.
Молодой человек скрутил волосы в тугой жгут и сколол двумя простыми деревянными спицами. А потом вынул из недр шкатулки тонкие кожаные лепестки – венчальный ошейник. Он не стал надевать его сам. Просто сжал в пальцах, без слов подошёл к Рене, снова опустился на колени и склонил голову.
- Я в твоей воле, Рене, мой возлюбленный господин. Повелевай мной.
Сердце изнывало от любви, губы горят в предвкушении.

Ашер... мой любимый... храбрый... моя радость...

Рене нежно погладил кончиками пальцев обнаженную щею юноши и медленно застегнул на ней ошейник.
- Это совсем другая сказка, Шери... - сказал он этим новым, низким и мерцающим голосом. - Сказка о юноше, который сидел у ног своего возлюбленного. И на первой странице этой сказки написано...
Он кончиками пальцев приподнял подбородок Ашера, заставляя посмотреть на себя.
- Шери. Ты ничего не таишь от меня. Никогда. Если тебя что-то гнетет или томит. Если тебе тяжело или непонятно. Если тебе печально или страшно. Ты не боишься показаться глупым. Ты не боишься меня испугать или расстроить. Ты не боишься меня разочаровать - это тебе и вообще не удастся, запомни. Ты не боишься открыться мне. Ты ничего больше не боишься.
Это звучало спокойно и сильно - даже не как приказ, а как утверждение, как неотменимый закон природы. Как то, что солнце светит, а вода льется.

Да, я слышу каждое твоё слово. И да, я понимаю и принимаю их, твои слова.
Восхитительное ощущение: твои пальцы на шее, легчайшие касания самая лучшая из ласк, сравнимая лишь с твоими поцелуями. Сердце замирает и сладко стонет в груди. Я готов смотреть на тебя, просто смотреть, ведь даже это – чудо из чудес.
Слушаюсь? Да, мой господин? Ты ведь сам знаешь, я ничего не боюсь рядом с тобой, потому что знаю, ты рядом, ты удержишь меня, если я оступлюсь, ты не дашь мне упасть. Ты моя сила, моя уверенность и моя смелость, Рене. Ты моя радость, моя светлая грусть, моя страсть, моё смущение, моя величайшая слабость тоже ты…
Видишь в моих глазах?
Да, господин, да…

Какое у тебя лицо, Шери, какие глаза...
Ты весь в них - все твое сердце, вся душа, все желание...

- Ты не должен терпеть того, что для тебя и в самом деле нестерпимо, тяжело и мучительно. Того, что действительно неприятно. Когда мы войдем в ту комнату, ты будешь исполнять любой мой приказ. Любой. Но если для тебя это невыполнимо, невозможно, это не должно выполняться. Не бойся расстроить меня этим. Не стыдись того, что чего-то не хочешь или не можешь. Просто скажи одно-единственное слово - и оно будет сигналом для меня. Выбери его. Любое слово, которое не может прозвучать случайно. Короткое. То, которое ты скажешь, чтобы прервать происходящее. Это не должно быть слово "нет" или какое-либо еще в этом роде. Любое постороннее слово. Выбери его и назови мне.

Выбери, радость моя. Слово, которое очертит границу...

- Сон… Это как дурной сон. Но с тобой мне не снятся кошмары…

Могу ли я касаться тебя сейчас? Не знаю… но всё равно коснусь. Губами коснусь кончиков твоих пальцев. И улыбнусь. Не боюсь. Правда. Не буду бояться.

- Пусть будет слово сон. Но разве может быть что-то, что я не приму, или что мне не понравится?
По телу пробегает дрожь. И не понять, озноб это, налёт страха или предвкушения. Потому что сам Ашер пока ещё не решил, боится он или вожделеет.
- Это возможно, особенно вначале. Ты еще не знаешь себя, не знаешь, что тебе понравится, а что оттолкнет. Хорошо, Шери - пусть будет слово "сон"...
Рене улыбнулся - все той же новой улыбкой.
- Я дал тебе самому выбрать его, чтобы ты его не забыл. Чтобы оно было действительно твоим. Запомни его. Потому что там действует другой язык, и обычные слова значат иное. Слово "нет, не надо" - провокация к продолжению. Любая просьба о пощаде - на самом деле просьба о наказании. Но если ты скажешь "сон" - все прекращается. Запомни это слово. Не употребляй его зря. Но и не бойся сказать его, если это и в самом деле нужно.
Рене ласково провел кончиками пальцев по губам возлюбленного.
- Это не дурной сон. И не злая сказка. Ты готов пойти за мной, вложить свои ладони в мои и отдаться моей воле, радость моя?

Да. Это в твоих глазах. Не знаю, готов ли ты - но ты хочешь. А я...
Я люблю тебя.
И хочу этого - так, что ты едва ли можешь сейчас понять и поверить...

- Готов, мой господин.
Молодой человек чуть склонил голову и плавно поднялся на ноги. Отшагнул назад, давая возможность подняться и Рене.

Я понял, Рене.
Более чем понял. И запомнил. Потому что ты сказал, что это важно.
И да, готов. Даже если нет – я этого хочу. И я сделаю это. Потому что хочу избавиться от страха, который испытал, увидев всё это. Потому что хочу, чтоб и ты получил то, чего хочешь ты. Ведь я получил многое: твою силу, твою уверенность, твоё слово, твою нежность. Многие не имеют ничего. А у меня есть главное – любовь, в которую я верю.

Рене улыбнулся - и в этой улыбке Ашер увидел, что супруг им гордится.
- Следуй за мной.
Он шел спокойным широким шагом, не медленно и не быстро. И вел Ашера не в ту комнату, где тот успел побывать - в одной из гостевых. Это они стояли незапертыми - но та, которая предназначалась для него, была закрыта.
Рене сдвинул тяжелую бархатную занавесь, скрывающую дверь, открыл дверь и вошел, закрыв дверь за младшим.
На миг он замер на пороге, привыкая к ощущению.
Позади – знакомое тепло – чувство находящегося рядом любимого человека, который здесь – его царь и бог. Царь и бог всегда и везде. Но здесь – совершенно особо. Впереди – незнакомое. Тепло, запах, пляшущие на стенах блики света. Другое, непривычное, но… безопасное.
Ашер ступил внутрь, осторожно, вкрадчиво, словно ступал на тренировочный снаряд – круглое бревно, по которому нужно ступать прямо, и чётко держать равновесие, иначе, не удержавшись, можно свалиться вниз. О нет, здесь бы он никуда не свалился, просто, отчего-то казалось важным шагать именно так. Мягко, осторожно, плавно, совсем по-кошачьи.
Эта комната выглядела несколько иначе.
Она была больше. Стен не было видно за бархатными и шелковыми занавесями. А еще в ней была постель - почти такая же как в их спальне - широкая но гораздо более тяжелая и массивная.
В той, другой комнате юноша побывал днем, и безжалостный дневной свет освещал все, что он увидел. Сейчас был уже поздний вечер, сумрак - и комнату освещал только огонь камина - в этом тоже была разница, та, другая, комната была холодной, ведь ею не пользовались - а в этой было приятно тепло. Камин отбрасывал алые и золотые отсветы - и другого освещения пока не было. В этом странном свете комната казалась отчасти более пугающей - а отчасти, как ни странно, уютной.
- Зажги свечи, Шери.
Мягкий голос. Ничего резкого, жесткого. Но - несомненный приказ, не исполнить который невозможно...
Из небольшой стопочки у каминной решётки Ашер взял длинную тонкую, пахнущую смолой, лучинку, и поджёг её от пылающего огня.
Свечи на каминной полке, и, дальше, по кругу, поджигая несколько в подсвечниках и аккуратных чашечках. Огоньки мягко мерцали, отражаясь в глазах, расцвечивая золотистую кожу медовыми отсветами. Он остановился только тогда, когда по всей комнате зажглись огоньки, заполняя тонким запахом мёда и воска. Лучинка незамедлительно отправилась в огонь.
Рене откровенно любовался движениями любимого - новыми, не такими, как прежде... более гибкими, сдержанными и вместе с тем свободными, выразительными... дьявольски соблазнительными. Когда свечи были зажжены все, он на миг одобрительно прикрыл глаза.
- Разденься, Шери.
И снова тот же черный мерцающий мед, тот же низкий глубокий голос, мягкий и властный.
Чтоб выполнить этот приказ, пришлось сначала наклониться, снять сапоги, потом распустить пояс, и, наконец, стянуть брюки. И всё – не слишком быстро, ибо поспешность губит чувственность, но и не медля, чтоб не показалось, будто он специально тянет время, не желая выполнить этот приказ.
Брюки и пояс легли на самый краешек кровати. Небрежность может быть хороша, но далеко не всегда.
Ашер остановился посреди комнаты, нагой. И спокойный. Даже странно, что нагота и внимательный взгляд его совершенно не смущают. Впрочем, появись в комнате кто третий, он бы, может быть и покраснел. Но и тогда не посмел бы прикрыться. Слишком ощутимо касался его тела простой взгляд. Нет, не простой. Очень тяжёлый и почти физически жаркий.

Потрясающе...
Шери, о боги.. если бы ты знал, как ты великолепен сейчас... сколько в тебе достоинства...

- Прекрасно... - выдохнул Рене.
Его взгляд почти физически ощутимо погладил обнаженное тело юноши.
- Я не разрешаю тебе говорить, - произнес Рене. - Но я разрешаю тебе смотреть на меня.

Разрешаю? На самом деле велю... разрешение здесь равнозначно приказу...

Он повернулся и подошел к стойке, на которой находились разнообразные орудия. Не задумываясь, он прошел мимо самых тяжелых, но к наиболее мягким и легким не подошел. Он выбрал плеть-однохвостку, не очень жесткую, но довольно увесистую.
- На колени, радость моя.
Когда Ашер исполнил приказ, Рене подошел к нему, взял его руку и провел кончиками его пальцев вдоль плети.
- Познакомься с ней, радость моя. - Рене вложил плеть в руки любимого. - Познакомься... приласкай ее до того, как она приласкает тебя...

Познакомься. Губами, руками, а не только глазами. Это не пугало из кошмаров - это предмет, имеющий вес, форму и размер. Это предмет - способный доставить удовольствие... мое властное продолжение... так приласкай его...

Пальцы скользили по плотной оплётке рукояти, привыкая к весу плети. Достаточно тяжела, чтоб иметь возможность причинить реальную боль и реальное увечье. Ашер на секунду прикрыл глаза и быстро облизнул пересохшие губы. Дыхание перехватывало от мысли о том, что это…
Гладкое… чуть лоснящееся… кожа гибкая, и приятная на ощупь. И будь немного теплее, можно было бы решить, что на самом деле это согревшийся на тёплом камне уж.
Когда плетение коснулось губ, вскользь, мимолётно, глубоко внутри сладко кольнуло. Совсем так же, как когда крепко зажмуриваешься, и уверенные пальцы собирают волосы в горсть. Прядки легонько щекочут шею, и следующей лаской становится нежный поцелуй.
Плетёная змейка мазнула по скуле, юноша улыбнулся и вздохнул.

Рене чуть не задохнулся. Вид юноши - на коленях, ласкающего, целующего плеть... бо-о-оги...

Шери, о Шери...

Рене подошел к столу и взял с него ленту - ту самую, которую снял с шеи Ашера в день венчания.
- Продолжай, - произнес он, завязывая юноше глаза.

Вот так, Шери - теперь только пальцы и губы, но не глаза... отнимая зрение, я делаю остальные ощущения острее... и не только, Шери, не только...

Рене вернулся к постели и опустил раму балдахина - на такой уровень, чтобы за нее можно было держаться руками.

Полная беспомощность связанного пока не для тебя - но тебе нужна опора...

- Довольно, - сказал Рене, забирая плеть. - Поднимись.
Он взял Ашера за плечо и подвел его к краю постели, так, что тот коленями ощущал этот край.
- Подними руки.
Рене помог рукам ведомого найти раму и ухватиться за нее.
- Я не разрешаю тебе разжимать руки или уклоняться, - произнес он. - Но я разрешаю тебе стонать и кричать столько, сколько тебе захочется.

Молчание тоже пока не для тебя - наоборот... тебе надо выкрикнуть, выстонать себя...

Только руки видят. Тело – слышит. И только.
По спине пробежал холодок, щекоткой затерялся в самом основании.
Пальцы сжались на чём-то, что опознать юноша попросту не смог. Главное, оно было. Как и ощущение мягкого у коленей.
Ашер тяжело сглотнул, и вдруг ощутил, как тоненькие волоски на теле становятся дыбом и кожу начинает легонько покалывать. Не от холода, понял он. Совсем не из-за холода, ведь в комнате очень тепло и от горящих свечей и от огня в камине.
Это предвкушение. Ожидание. И поверить в это было так же сложно, как и в то, что он вообще может оказаться в этой комнате по собственной воле, более того, по собственной просьбе.
Изумлённый вздох удалось сдержать с трудом.

Шери... если бы ты только мог себя видеть...

Рене погладил юношу по спине.
И тут же язык плети лизнул спину Ашера там же, где по ней прошлась рука. Именно лизнул.
От прикосновения ладони юноша вздрогнул. Когда же плеть поцеловала спину – тихо вскрикнул. Но не отстранился. Только на миг побелели костяшки пальцев, сжавшийся на… чём-то.
Рене недаром выбрал не мягкую и легкую плеть, слишком своевольную из-за своей легкости, а достаточно тяжелую, чтобы ее можно было контролировать в каждом движении. Для того, чтобы начать именно так...
Плеть обвивалась, скользила, ласкала, вылизывала, дразнила, возбуждала - та же самая ласка, но более острая, пряная, неожиданная... возбуждала, провоцировала, обвивалась, лизала, дразнила, согревала тело, так остро чувствующее сейчас... сила ударов возрастала постепенно, очень постепенно... продолжая ласкать, медленно подводя к грани боли мучительным удовольствием... и еще сильнее, выводя на эту грань и дальше - туда, где боль, начавшаяся как удовольствие, продолжает быть удовольствием, даже став болью, слившись с ней воедино...
Шелест… поцелуй, плетёная змейка касается спины, скользит вдоль позвоночника, изгибается, обнимая, и снова шелест. И без того обострившиеся чувства в какой-то момент взорвались в теле целым сгустком ощущений.
Голова кружилась, а дыхание сбилось. Он дышал часто, прерывисто, то и дело с губ срывался тихий стон. Но даже сам Ашер не смог бы сказать: больно ему, или хорошо…
Он боялся?.. чего он боялся? Нет страха… это просто гибкая полоска стали… нет… плеть, подстёгивает, подталкивает, сильнее, ещё сильнее, быстрее…
Запрокинула голова, и тело напряжено, точно струна, ровное, сильное.
Тело-инструмент, и опытная рука музыканта извлекает первые аккорды. Что же есть эта музыка? Не стоны, и не тихие вскрики.
Он чувствовал каждый замах, и подавался на встречу движению плети.

Мой.
Мой.
Легкие стоны, вскрик...
Мой.
Движение тела навстречу плети - не от нее, навстречу, боги... навстречу...
Мой...
Тело напряженное - и одновременно расслабленное, наивысшая готовность, сила и достоинство... как оно поет, Шери, радость моя...
Мой... о боги... мой...
Сильнее. И быстрее... единый для двоих ритм... стоны - молящие, хотя ты сам этого наверняка не замечаешь... еще...

Рене отнял руки Ашера от планки.
- На колени на постель, глубже... вот так... обопрись о руки...
Именно так - на руки и колени.
- Прогни спину...

Беспомощность неподвижности пока не для тебя, Шери... для тебя - подчинение, владеемость... вот эта поза полного подчинения, добровольного... полностью открытая моему взгляду - я должен видеть тебя, видеть, что все нормально, что все правильно...
А еще - я хочу видеть... видеть тебя, видеть, как поет твое тело...

Плеть гуляла по телу уже всерьез - но в том же ритме, не сбиваясь, не переходя грань, за которой слишком острая боль вырвет из паутины, расплетет слияние боли и удовольствия, усиливая экстаз...
Он не видит. Он не знает сколько прошло времени. Он не знает и не слышит. Он только чувствует, всем телом, подрагивающим, стонущим, жаждущим телом чувствует. А всё прочее… нет ничего больше, не важно, не существует ничего кроме жгучих ласк, направленных любимой рукой.
Не видит, но и не нужно видеть, чтоб понимать всю глубину… желания. Изогнуться так, как скажут, прогнуться, вскрикнуть, когда жажда становится невыносимой, и застонать, протяжно, глухо, низко. Потому что кровь тяжело бьётся в жилах, потому что низ живота заливает жаром, потому что напряжённая плоть, да всё тело требует разрядки.
Пальцы сжимаются, сминая в кулаках, сгребая шелковистую ткань.
Схватиться хоть за что-то, обрести капельку уверенности… потому что нужно так, потому что должен… нет… не должен…
Ему не велели сдерживаться. И кто его видит? Только тот, в чьей он власти. Потому что сам Ашер не властен ни видеть себя, ни собою управлять.

Мы сейчас - одно... одна мелодия... как поет твое тело, Шери... вот он - миг искренности, незамутненной ничем, не схваченной за горло твоим вечным долгом... вот он... как же ты прекрасен, как я хочу тебя... так же сильно, как хочешь ты...
И я не заставлю тебя просить... ты сейчас слишком глубоко вошел, чтобы тебе было легко что-то сказать, не выломившись из экстатической пульсации - одной на нас двоих... нет - я не заставлю тебя просить... с меня довольно и того, что просит твое тело... так громко, так страстно, так явственно...

Рене свободной левой рукой потянулся к баночке со смазкой - и вошел в тело Ашера одним сильным глубоким движением, даже без растяжки, не нужной сейчас, и последний удар плети лег на спину юноши одновременно с этим движением... а потом Рене сжал руками его бедра и продолжил двигаться - в том же ритме, сильно, глубоко, властно...
- Люблю... тебя...
Жарко! Так жарко, что, кажется, будто кровь кипит в жилах. И ничто не приносит облегчения. Ни долгий мучительный стон, почти мольба, дикое непрекращающееся пожалуйста. Не может человеческое тело вместить столько. Странного восторга, тягучего желания и глубокого удовлетворения. Не может, потому и подаётся яростно, порывисто, отчаянно.
И потому закричал, забился в руках любовника, содрогаясь от облегчения. Лента намокла от слёз, губы искусаны, мелко подрагивают пальцы, и хрипло вырываются из груди тяжёлые усталые вздохи. И нет больше ничего. И его самого нет.

Да... о ДА!
Шери... радость моя, счастье мое, утоление мое...
Как же ты прекрасен... ты - и твой крик - крик мольбы, покорности, чистой силы, торжества... освобождения!
Да, любимый... тысячу раз - да!
Твое содрогание, твои слезы, твой крик... да, сердце мое!

Рене достиг своего пика одновременно с Ашером - и их крик страсти слился в один.
Не успев перевести дыхание, Рене наклонился и снял мокрую от слез повязку с глаз - и поцеловал эти глаза. Бережно укрыл юношу легчайшим шелковым покрывалом. Осторожно поднял на руки и вынес из комнаты, прижимая к груди свое чудесное сокровище. Короткий потайной коридор от комнаты к спальне - никто не увидит - но все же укрыть покрывалом... и бережно внести в спальню на руках, осторожно опустить на постель - на бок, полулежа, не на спину... и легко-легко поцеловать мокрые соленые дрожащие губы, и кончиками пальцев погладить щеку, ласково и бережно возвращая юношу в реальность.
Ашер открыл глаза медленно. Ресницы дрогнули, и приглушённый свет, наконец, вернул его к действительности. Шевелиться не хотелось. А говорить как-то не получалось. Губы хоть и шевелились, но голос повиноваться отказывался.
- Рене… - улыбка получилась слабая, но счастливая. – Спасибо…
Юноша всё-таки заставил себя подвинуться ближе, прижимаясь к любимому.

Я больше не боюсь… Просто не боюсь. Я не знал, а ты мне глаза открыл… Этой самой чёрной лентой… Я люблю тебя… люблю, и всё сделаю, всё что захочешь, потому что хочу увидеть снова то, что не способны видеть глаза, что может видеть только нагое беззащитное тело.

- Шери... как же я люблю тебя, счастье мое, родной мой...
Рене нежно гладил кончиками пальцев лицо юноши, темные волосы...

Как же я люблю тебя... и как же мне надо быть с тобой осторожным! Ты понял - понял с первого же раза, и с первого же раза ушел так далеко вглубь, что и сейчас еще не совсем вернулся... а я хочу, чтобы ты нашел себя, а не потерял... как предельно осторожным мне надо быть с тобой, мое счастье, мое сокровище...

Рене протянул руку к ночному столику возле кровати, налил в бокал воды и бросил туда пару кубиков льда, которые всегда старался держать в столовой и спальне - он любил ледяную воду.
Он ласково поднес бокал к губам Ашера.
- Выпей немного, радость моя...
Вода кажется обжигающе-холодной. Но это даже к лучшему, потому что скорее возвращает к жизни. К этой жизни, где есть место тёплому знакомому взгляду, где нет тёмной патоки указующего голоса. В этой жизни он другой. Он весь другой, его Рене. В этой жизни всё получается наоборот. А он сам, Рене, его любимый, его муж, его мужчина, он понимает? Что в этой жизни как-то странно подчиняется ему? Его желаниям, его словам, его чувствам, улыбке? Восхитительно-неправильно, а может… может, это иллюзия?
- Я всё сделал правильно?..
- Ты был восхитителен, - ласково произнес Рене и коснулся губами его виска. - Невероятно восхитителен. Я... я горжусь тобой, Шери.
Это было правдой, и она сияла в его взгляде.
Горжусь тобой. Твоим достоинством. Твоей силой. Твоей глубиной. О Шери, любимый...
- Ты не можешь что-то сделать неправильно, счастье мое. Ошибиться ты можешь только в одном - терпеть, когда не можешь - из гордости или из страха разочаровать меня... этого быть не должно. Никогда не бойся разочаровать меня или задеть - никогда!
Он снова погладил лицо юноши.
- Обними меня, радость моя - я отнесу тебя в ванну.
Ашер потянулся и сощурился.
Спина и бёдра полыхали, будто их… отстегали. Молодой человек рассмеялся, ткнувшись лицом в грудь любимого. Руками обвил шею и тихонько фыркнул.
- Мой господин наказал негодного мальчишку… - и, чуть потянувшись, в самое ушко – Но ведь ты сделаешь это снова, не так ли?..
Губы коснулись мерно пульсирующей голубой венки, мазнули выше, прихватили мочку, и самый кончик языка легонько прошёлся по чуть солоноватой коже.
Кто с чем к нам зачем, тот от того и - того.
А. Невский

Вернуться в «БДСМ -Рассказы из сети»

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 3 гостя

Двойное Дно : Disclaimer