То, что врезалось в память... Проза

[Князь]

Опять у тебя плохое настроение, и ты решаешь взвалить на мои плечи свои проблемы. Ты знаешь, что я никогда не откажусь помочь, хотя и у самой проблем по горло. Вот ты стоишь и рассказываешь о достоинствах, а вернее о недостатках той, которая тебе уже порядком надоела, и тут же вдохновенно перекидываешься на свое недавнее увлечение, и в твоем разговоре начинают проскальзывать нотки нежности.
Ты всегда путался в выборе женщин, потому что считал, что выбираешь всегда ты. Эта маска уверенности в своем праве самому принимать решения так прочно срослась с тобой, что мне ее не отодрать, как бы сильно мне не хотелось.
Ты садишься рядом, я глажу твою руку и не знаю, с чего начать. Наверное, прежде всего с того, что выбор всегда делают женщины. Мы более наблюдательны и чутки, менее озабочены карьерой и высокими целями в жизни, что так характерно для вас, мужчин. И пока вы решаете жизненно важные вопросы, смотря на женщин как на очень приятную, но совсем не главную часть вашей жизни, мы оцениваем вас, примеряем, делаем выводы. А потом выбираем, путем проб и ошибок. И выбор тогда сделан правильный, когда женщина может признаться себе, что готова подчиниться этому мужчине. Когда она признает его силу. Настоящая женщина не сможет быть с тем, кто слабее ее в том, что для нее важно. Ты скривился и говоришь, что не любишь унижающихся женщин. Но разве подчинение – то же самое, что и унижение? Подчиняясь, мы не тратим силы на борьбу и становимся сильнее и мудрее. Когда-нибудь ты это поймешь, или признаешься себе в том, что жаждешь найти именно такую, гордую, но преклонившую перед тобой голову женщину. И когда ты такую найдешь, то будешь у ее ног.
Ты знал многих гордых женщин, но все они принимали твои подарки, цветы, стихи, но не хотели быть твоими. Были и те, которые готовы были сразу отдать тебе все, что могли и имели, но их ты презирал, потому что на твоем месте мог бы оказаться любой, и они предложили бы ему то же самое.
Ты спросил, как быть. Я ничего не ответила, потому что мой ответ - быть достойным выбора - показался бы тебе абстрактным и непрактичным. Ты как всегда прав, но если бы советы было давать так просто и выполнять их еще проще, то мы бы с тобой не засиживались подолгу за нашими разговорами и ночными бдениями.
Мне надо идти, уже поздно, а завтра рано надо вести дочку в сад.
На столе осталась недопитая бутылка вина и два бокала – один с вином – твой, а второй, с минералкой, - мой.

[Князь]

Ты подарил мне сказку, но не захотел стать ее героем. Научил летать, но посадил в клетку. Расправил мои крылья, но завязал глаза.
А я поверила, что так и должно быть.
Ты забирал мое сердце, а я не сопротивлялась. Я протянула его тебе на ладони и пообещала молчать. Горячий поцелуй оставил печать на твоих губах. Какие еще нужны доказательства?
Я отдала тебе себя. Подарила на Новый год. Продала за обещание быть любимой. Началась новая жизнь. Посмотрела на мир Любовью. В груди билась Любовь. В венах пульсировала нежность. Думала почему-то тоже Любовь. Она, наверное, все может...
Любовь разлилась по всему моему существу. Ей стало тесно, она искала выход: искрилась в глазах, ласкала руками, вылетела вместо слов, поднимала меня к звездам, которых ты никогда мне не дарил. Но я сама потихоньку собирала их для тебя запазуху. И пусть говорят, что звездопады бывают только летом. Моя Любовь подарила их тебе зимой.
За окном мела метель, а у нас цвела весна. Мы были вне всех законов. Счастье! А ты его ощущал? Я начала чувствовать, что чего-то не хватает. В груди билась Любовь и я жила, но ранка кровоточила. Там не было сердца. Твоего сердца! Я все отдала и ничего не попросила взамен. А ты не дал. Какая наивная!
Уже поздно что-то менять. Ты не вернешь мое сердце и не отдашь свое...
Мы вместе и я продолжаю верить, надеяться, любить... и ждать.

[Князь]

Коэльо - Алхимик - цитаты...

Звучит она так: в какой-то миг нашего бытия мы теряем контроль над своей жизнью, и ею начинает управлять судьба. Ничего более лживого нет.
* * *
Каждый человек, вступая в пору юности, знает, какова его Стезя. В эти годы все ясно, все возможно, все под силу, и люди не боятся мечтать о том, что бы они хотели сделать в жизни. Но потом проходит время, и какие-то таинственные силы, вмешиваясь, стараются доказать, что следовать Своей Стезей невозможно.

— Силы эти лишь на первый взгляд кажутся пагубными, а на деле они учат тебя, как найти Свою Стезю. Они укрепляют твой дух и закаляют волю, ибо в мире нашем есть одна великая истина: кем бы ты ни был, чего бы ни хотел, но если чего-нибудь сильно хочешь, то непременно получишь, ибо это желание родилось в душе Вселенной. Это твое предназначение на Земле.

Душа Мира питается счастьем человеческим. Счастьем, но также и горем, завистью, ревностью. У человека одна-единственная обязанность: пройти до конца Своей Стезей. В ней — все. И помни, что когда ты чего-нибудь хочешь, вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы желание твое сбылось.

Ему не дано понять, что у человека всегда есть все, чтобы осуществить свою мечту.

— Люди очень быстро узнают, в чем смысл их жизни, — сказал старик, и Сантьяго заметил в его глазах печаль. — Может быть, поэтому они так же быстро и отказываются от него. Так уж устроен мир.

— Если посулишь то, чем не обладаешь, потеряешь желание обладать,

Те, для кого дни похожи один на другой, перестают замечать все хорошее, что происходит в их жизни.

Секрет счастья в том, чтобы видеть все, чем чуден и славен мир, и никогда при этом не забывать о двух каплях масла в чайной ложке...

...если ты чего-нибудь хочешь, вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы желание твое сбылось.

...Я буду цепляться за ту малость, которой обладаю, потому что слишком мал и ничтожен, чтобы постичь весь мир...

... такой же, как все: принимаю желаемое за действительное и вижу мир не таким, каков он на самом деле, а таким, каким мне хочется его видеть...

„Помни: всегда надо точно знать, чего хочешь"

не надо бояться неведомого, ибо каждый способен обрести то, чего хочет, получить — в чем нуждается.

Мы все боимся утратить то, что имеем, будь то наши посевы или самая жизнь. Но страх этот проходит, стоит лишь понять, что и наша история, и история мира пишутся одной и той же рукой.

— Я уже давно поджидаю тебя у этого колодца. Я забыла о своем прошлом, о наших обычаях, о том, как, по мнению мужчин нашего племени, должно вести себя девушке. С самого раннего детства я мечтала, что пустыня преподнесет мне подарок, какого в жизни еще не бывало. И вот я получила его —это ты.

— Ты говорил мне о своих снах, о старом царе Мелхиседеке, о сокровищах. О знаках. И теперь я ничего не боюсь, потому что именно они дали мне тебя. А я — часть твоей мечты, твоей Стези, как ты ее называешь.
И потому я хочу, чтобы ты не останавливался, а продолжал искать то, что ищешь. Если тебе придется ждать, когда кончится война, нестрашно. Но если придется уйти раньше, ступай на поиски Своей Стези. Ветер изменяет форму песчаных барханов, но пустыня остается прежней. И прежней останется наша любовь.
Мактуб. Если я — часть твоей Стези, когда-нибудь ты вернешься ко мне.

— Пустыня уводит наших мужчин и не всегда возвращает, — отвечала она. — И мы к этому привыкли. Все это время они с нами: они облака, не дарующие дождя, животные, прячущиеся меж камней, вода, которую, как милость, исторгает земля. Мало-помалу они становятся частью всего этого и вливаются в Душу Мира.
Кое-кто возвращается. И тогда праздник у всех наших женщин, потому что мужья, которых они ждут, тоже когда-нибудь придут домой. Раньше я глядела на этих женщин с завистью. Теперь и мне будет кого ждать.
Я женщина пустыни и горжусь этим. Я хочу, чтобы и мой муж был волен, как ветер, гоняющий песок. Я хочу, чтобы и он был неотделим от облаков, зверей и воды.

Главное — нельзя бояться, что ничего не выйдет. Я вот боялся и до сегодняшнего дня не мог приняться за Великое Творение. Еще десять лет назад можно было сделать то, что я делаю сейчас. Счастье еще, что я ждал десять лет, а не двадцать.

Именно в нем, в настоящем, весь секрет. Уделишь ему должное внимание — сможешь улучшить его. А улучшишь нынешнее свое положение — сделаешь благоприятным и грядущее. Не заботься о будущем, живи настоящим, и пусть каждый твой день проходит так, как заповедано Законом. Верь, что Всевышний заботится о своих детях. Каждый день несет в себе частицу вечности.

И так никогда и не поймешь, что любовь не может помешать человеку следовать Своей Стезей. Если же так случается, значит, любовь была не истинная, не та, что говорит на Всеобщем Языке.

— Если то, что ты нашел, сделано из добротного материала, никакая порча его не коснется. И ты смело можешь возвращаться. Если же это была лишь мгновенная вспышка, подобная рождению звезды, то по возвращении ты не найдешь ничего. Зато ты видел ослепительный свет. Значит, все равно овчинка стоила выделки.

Изумрудная Скрижаль — это послание Души Мира. Мудрецы давно уже поняли, что наш мир сотворен по образу и подобию рая. Само существование этого мира — гарантия того, что существует иной, более совершенный. Всевышний сотворил его для того, чтобы люди сквозь видимое прозревали духовное и сами дивились чудесам своей мудрости. Это я и называю Действием.

Сердце предает меня, — сказал он Алхимику, когда они остановились дать коням передохнуть. — Не хочет, чтобы я шел дальше.
— Это хорошо, — повторил тот. — Это значит, оно не омертвело. Вполне естественно, что ему страшно отдать в обмен на мечту все, что уже достигнуто.
— Так зачем же слушаться его?
— Ты все равно не заставишь его замолчать. Даже если сделаешь вид, что не прислушиваешься к нему, оно останется у тебя в груди и будет повторять то, что думает о жизни и о мире.
— И будет предавать меня?
— Предательство — это удар, которого не ждешь. Если будешь знать свое сердце, ему тебя предать не удастся. Ибо ты узнаешь все его мечтания, все желания и сумеешь справиться с ними. А убежать от своего сердца никому еще не удавалось. Так что лучше уж слушаться его. И тогда не будет неожиданного удара.
Все мы боимся осуществить наши самые заветные мечты, ибо нам кажется, что мы их недостойны или что все равно не сумеем воплотить их. Мы, сердца человеческие, замираем от страха при мысли о влюбленных, расстающихся навсегда, о минутах, которые могли бы стать, да не стали счастливыми, о сокровищах, которые могли бы быть найдены, но так навсегда и остались похоронены в песках. Потому что, когда это происходит, мы страдаем".

что страх страдания хуже самого страдания. И ни одно сердце не страдает, когда отправляется на поиски своих мечтаний, ибо каждое мгновение этих поисков — это встреча с Богом и с Вечностью.

„Каждое мгновение — это встреча, — сказал Сантьяго своему сердцу. — Покуда я искал свое сокровище, все дни были озарены волшебным светом, ибо я знал, что с каждым часом все ближе к осуществлению моей мечты. Покуда я искал свое сокровище, я встречал по пути такое, о чем и не мечтал бы никогда, если бы не отважился попробовать невозможное для пастухов".

„Каждого живущего на земле ждет его сокровище, — говорило сердце, — но мы, сердца, привыкли помалкивать, потому что люди не хотят обретать их. Только детям мы говорим об этом, а потом смотрим, как жизнь направляет каждого навстречу его судьбе, но, к несчастью, лишь немногие следуют по предназначенной им Стезе. Прочим мир внушает опасения и потому в самом деле становится опасен.

— Почему же сердце не подсказывает человеку, что он должен идти к исполнению своей мечты? — спросил Сантьяго.
— Потому что тогда ему пришлось бы страдать, а сердце страдать не любит.

Перед тем как мечте осуществиться. Душа Мира решает проверить, все ли ее уроки усвоены. И делает она это для того, чтобы мы смогли получить вместе с нашей мечтой и все преподанные нам в пути знания. Вот тут-то большинству людей изменяет мужество. На языке пустыни это называется „умереть от жажды, когда оазис уже на горизонте". Поиски всегда начинаются с Благоприятного Начала. А кончаются этим вот испытанием.

Мы никогда не понимаем, какие сокровища перед нами. Знаешь почему? Потому что люди вообще не верят в сокровища.

Тот, кто идет Своей Стезей, знает и умеет все. Только одно делает исполнение мечты невозможным — это страх неудачи.

Но умереть, следуя Своей Стезей, гораздо лучше, чем принять смерть, как тысячи людей, которые даже не подозревают о существовании Стези. Впрочем, не беспокойся. Обычно смерть обостряет жизненные силы и чутье.

Когда любишь, то способен стать кем угодно. Когда любишь, совершенно не нужно понимать, что происходит, ибо все происходит внутри нас, так что человек вполне способен обернуться ветром.

Да ведь когда любишь, нельзя ни стоять на месте, как пустыня, ни мчаться по всему свету, как ветер, ни смотреть на все издали, как ты. Любовь — это сила, которая преображает и улучшает Душу Мира. Когда я проник в нее впервые, она мне показалась совершенной. Но потом я увидел, что она — отражение всех нас, что и в ней кипят свои страсти, идут свои войны. Это мы питаем ее, и земля, на которой мы живем, станет лучше или хуже в зависимости от того, лучше или хуже станем мы. Вот тут и вмешивается сила любви, ибо, когда любишь, стремишься стать лучше.

Я просто напомнил тебе то, что ты знал и без меня.

За свое радушие я получаю слишком много, — возразил монах.
— Никогда так больше не говори. Жизнь может невзначай услышать и дать в следующий раз меньше,

[Domino]

В "Алхимике" мне очень понравилась ситуация, в которой торговец все мечтал сделать хадж в Мекку, но все время откладывал это. И очень интересно объяснил такое свое поведение: "Если я осуществлю свою мечту, мне уже не о чем будет мечтать. Как же я тогда буду жить?"

[Князь]

Многие вещи вообще нельзя доказать никак, кроме как через практику. Словами они не доказываются. Поэтому нужно сделать и убедиться. Никакой процедуры убеждения тут не предусмотрено.
Невозможно - это всего лишь слово, за которое прячутся маленькие люди, которые не могут найти в себе силы изменить мир. Невозможно - это не факт, а лишь мнение.

Сорваться - эффектнее, чем устоять. Разбить - романтичнее, чем уберечь. Отречься - приятнее, чем настоять. И самая легкая вещь - умереть.

[Князь]

Мне просто нравится снимать губами капли дождя с твоего лица…
Просто хочется видеть твою улыбку, добрую и искреннюю. В конце концов, все мы совершаем поступки разной степени безумства. И мне совершенно безразлично, что думают по этому поводу многочисленные прохожие, косящиеся на нас.
А еще – я люблю, когда ты засыпаешь. После долгой и сжигающей дотла страсти, под скрип пружин старого дивана, мы откидываемся на спины и только тяжело дышим после самой восхитительной гонки, которую придумало человечество. А потом засыпаем. У тебя это получается быстрее.
А я долго-долго смотрю на твое лицо и пытаюсь понять, что тебе сейчас снится.
И разглаживаю морщинки в уголках твоих глаз, отгоняя плохие сновидения.
Мне нравится молчать с тобой. Элементарно молчать, глядя тебе в глаза. Видеть, как в них одна мысль сменяет другую и светло-серая радужка немного темнеет, когда в ней мелькает очередная каверзная идея.
Мне нравится идти с тобой по улице по одному и тому же маршруту, где каждый уголок связан с нашим чувством…
Такие простые вещи… И такие сложные…
Но их глобальность мы понимаем только тогда, когда остаемся наедине с воспоминаниями.
Только память – и больше ничего…
Ни рук, которые ласкают тебя ночью…
Ни губ, покрывающих твое тело торопливыми жадными поцелуями…
Ни глаз, где на донышке читаются все невысказанные слова…
Это просто память.
И скажем спасибо за то, что у нас есть этот дар – помнить.
И проклянем себя за то, что у нас есть дар – вспоминать.
Мне просто нравится снимать губами капли дождя с твоего лица…

[Князь]

"Никогда" - это плохое слово. "Никогда" - слова для слабых и глупых. Кто говорит "никогда""?Те, кто не знает жизни и не понимает, что иногда в ней все так переворачиваетсятаким образом, что ты вдруг обязан делать то, о чем даже подумать вчера не мог, да. Никогда не говори "никогда"(с)

"Да, прямо сейчас меня опять используют, точнее, меня ставят в ситуацию выбора, чтобы посмотреть, что я предпочту — остаться независимым и предпочесть самому влиять на ситуацию, правда при этом поставив себя в заведомо сложные условия или же согласиться на то, что я залезаю в очередные долги, которые непременно придется платить, зато за это мне откроется короткая и удобная дорога к цели.
Нет, кто-то другой на моем месте, кто-то, кто в своих мечтах видит себя супергероем, непременно крикнул что-нибудь вроде:
— Нет, не бывать этому, леший меня побери сто одиннадцать раз!
И устроил бы бунт, и пошел бы длинной и трудной дорогой, и преодолевал бы, и боролся бы, и...и...и...
Но не я. Почему? А зачем? Ну вот просто вопрос — зачем? Практический смысл этого бунта и борьбы в чем? Борьба борьбы с борьбой? Ради нее же — борьбы? Вот прямой путь, вон в его финале приз в виде окончания этого самого пути — что мне еще желать? Синей птицы свободы? Так нет ее, этой свободы, нет вовсе. И не только в игре нет, ее вообще нет. Нигде.
Любой из нас связан тысячами и тысячами мелких, средних и толстых невидимых веревок, и чем старше мы становимся, тем больше становиться и их. В какой-то момент веревки вообще перестают назваться именно так и начинают назваться 'путы'. Причем заметим, в девяноста процентов случаях к ним можно добавить слово 'добровольные'. Просто потому что ты их выбираешь сам.
Ты же сам себе выбираешь друзей? Женщин? Стезю? Образ жизни? Образ мысли? Сам. И сам потом тащищь за собой этот груз, поскольку все это обязывает тебя к определенным действиям и в какой-то момент слово 'могу' переходит в состояние 'должен'. Девушка забеременела? Женись. 'Ты же мне друг, помоги' — и куда ты денешься? Помогай. Устроился на работу — соответствуй. И так день за днем, год за годом... Вроде бы мелочи, вроде бы ты в любой момент можешь распрямиться и сказать — 'А пошли вы все, ухожу я от вас, уезжаю, улетаю, уплываю...'. Можешь. Но не скажешь. А если и скажешь — то только зеркалу в ванной, когда вода шумит и тебя не слышно. Ну, может добавишь еще 'Как же это все достало'.
Вот это все и создает то, что называется 'твоя жизнь'. И никогда ты не станешь её менять, поскольку в ней все устоялось, в ней ты уже всего достиг и сил на рывок из нее просто нет. И на то, чтобы создать новую жизнь сил тоже нет — ты их уже израсходовал. Так что пошепчи у зеркала в ванной, натяни на лицо улыбку и живи дальше. Бери то, что доступно, живи так, как тебе удобно и не рвись из всех жил — оно того не стоит. При жизни героев и гениев таковыми не считают, их считают безумцами, поскольку они всем мешают, а после смерти тебе уже будет все равно — помнят тебя или нет.
Так что, господа и дамы, вы можете идти дорогой побед и поражений, а я пройду кривой лесной тропиночкой. И посмотрим потом, на финише, кто первым придет, при этом еще и с наименьшими потерями.
А если мои мысли кажутся кому-то крайне неприглядными и склизковатыми... Подойдите к зеркалу и посмотритесь в него — так ли я неправ? Или вы всегда и всем говорите правду, поступая так как должно, смело и отважно двигаясь по жизни путем чести? Так в чем же наше отличие? Только в том, что я говорю об этом, а вы нет?"(с)

[Князь]

- Дела, дела - ибн Кемаль вздохнул - Весь мир с ума сошел, все стали такие занятые. Никто не хочет просто остановиться, поднять голову вверх и посмотреть на солнце или звезды, чтобы понять, как они прекрасны и навсегда сохранить эту красоту в своем сердце. А потом, когда придет их час покидать этот мир, они думают - 'Боги, почему я ничего вспомнить не могу, кроме того, что все время куда-то бежал? Веть было же что-то еще кроме неотложных дел в этом мире?'. А как он может что-то вспомнить, если прожил свою жизнь в постоянной гонке, полагая, что так и нужно? А разве так нужно? Да и кому это нужно... Подумай о том, что я тебе сейчас сказал, подумай. Умей не только стремиться вперед, умей делать остановки в пути, чтобы подумать - а по той ли дороге ты вообще идешь? Не свернул ли ты случайно со своего пути, в спешке этого даже не заметив? Может, ты уже на чужой дороге, в чужом краю занимаешь не свое место и делаешь совсем не то, что должен? Может, надо отойти в сторону, лечь на землю и просто посмотреть в предвечное небо, которое все видело и все знает?
 - Я подумаю - если честно, таких речей от Хассана я вовсе не ждал. Я привык к его восточным закидонам, но тут он выдал совсем уж необычный монолог - Я обязательно подумаю о том, что услышал от вас.
 - Ай, обманешь - отмахнулся ибн Кемаль - Выйдешь за порог и слова мои из головы выкинешь. Не спорь, так и будет. Я знаю. Я сам таким был. Я слушал своего наставника, кивал, а сам думал о том, что у меня своя голова на плечах есть, и я уже сейчас знаю и понимаю больше чем он. Прошли годы, и только сейчас я понял, как он хотел мне добра, делясь своей мудростью и как ему было больно видеть, что я не хочу пускать его слова в свое сердце.(с)

[Князь]

— Тебе очень повезло, милая… очень. Ты отыскала почти невиданное для этих мест сокровище, — он сделал паузу и тихо произнес, — мужчину. Они у вас тут и не водятся почти… Вот только мужчину из обычного человечка делает именно долг. И цель. Просто желания и хотения, какими бы они ни были — простыми, сложными, низкими, возвышенными, — каковые, конечно, имеются у любого, в этом помочь не могут. Потому что желания — это только твое собственное, и потому их можно менять, то есть сегодня хотеть одно, завтра другое, послезавтра третье, а долг… Долг это то, что требует от тебя мир, то, что ты принял на себя как нечто, что кроме тебя никто просто не сможет исполнить… — Адмирал на мгновение замолчал, а затем тихо произнес: — Смерть легка как пух, долг тяжел как гора. Пойми его и помоги ему исполнить свой долг, потому что самое глупое, что может сделать женщина, это поставить мужчину перед выбором: она — или долг.
— Почему? — не поворачиваясь, так же тихо спросила Интенель.
— Потому что он все равно выберет долг, но несчастными станут двое.
Несколько мгновений все молчали, а затем Интенель все так же тихо спросила:
— А если он выберет женщину?
Адмирал ответил не сразу. Некоторое время он молчал, так что Интенель даже развернулась и вперила в него напряженный взгляд, но потом, когда молчание напряглось и зазвенело как струна, улыбнулся и ответил. Тихо, но твердо.
— Тогда он перестанет быть мужчиной. — После чего поднялся и отошел в тот конец грузового отсека, где устроились старшие инструкторы…
* * *
— Э-э, парень, не забивай себе голову. Бабы, они такие, ну… понимаешь, они не башкой думают. Ну, совершенно. Нет у них логики напрочь. Они эмоцией живут. В том-то нам мужикам с ними и сложно. Чтобы ты не говорил, как бы не доказывал — если ты с ними в… ну… о, в унисон попал, в волну, так сказать эмоциональную, какую она в этот момент испытывает — все отлично! Можно любую пургу нести, она тебе поверит и согласится. А если нет — кранты. Хоть сто железных доказательств приводи — все равно ничего не получится. Этим все бабы страдают, даже лучшие из них. Просто кто-то меньше, кто-то больше. А твоя, судя по тому, что ты мне тут рассказывал, — в самой тяжкой форме. Так что ничего тут не поделаешь…
* * *
— Долг — тяжел как гора, смерть — легка как пух.
Все тогда замолчали и обернулись к адмиралу. Ямамото улыбнулся и пояснил:
— Буси-до. Путь воина. — Он пожевал губами, а потом тихо заговорил: — Вы все правы. И не правы. То, о чем вы спорите, это не только признак арийца, как ты его себе представляешь Отто, или коммуниста, как об этом думаешь ты, Иван, или даже истинного иудея, несущего на себе долг перед семьей, кланом и всем народом… Это — Путь человека. Путь воина. Путь самурая. Все живое вокруг рождается со своими желаниями и предпочтениями. И большинство взрослеет, старится и умирает, даже не попытавшись высунуть носа за пределы круга, очерченного этими желаниями. Большинство — рыбы, растения, животные, птицы, обычные люди. Их желания просты и естественны. Теплый склон горы или теплый дом. Удобренная почва, лес или озеро, полные добычи, либо достаток. Доступная текущая самка или наличие денег на гейш. Вот таков круг их интересов. Все остальное — богатство, драгоценности, шикарный ночной горшок и отдельный слуга для полива, личное авто или пруд в домашнем саду, — всего лишь вариации этой жизни. И только те, кто способен выйти за пределы этого круга и… облечь себя долгом — перестают быть животными. Крестьянин, кроме обработки своего поля, пробивший своей мотыгой дорогу через горы для всей деревни, торговец, бесплатно кормящий и воспитывающий сирот, воин, до конца, исполнивший свой долг и защитивший людей от бандитов и убийц… — Адмирал сделал паузу и, привычно улыбнувшись, тихо закончил: — И если мы все понимаем суть, разве так уж важно, как это называется?
* * *
Вообще-то получить информацию о человеке можно несколькими разными способами. Во-первых, человек может просто сам рассказать о себе. Этот способ, вероятно, самый простой, но у него есть довольно много недостатков. Например, полученная таким способом информация всегда неверна. Хотя бы в малой степени, но иногда и в очень и очень большой. И дело тут не только и не столько в вероятности сознательного вранья (хотя и его не стоит исключать). Просто практически не один человек не способен оценивать себя объективно. Сами себе мы кажемся всегда немного (или намного) лучше, чем есть на самом деле, и уж куда лучше, чем представляемся окружающим (ну, если эти окружающие не родная мамочка). По нашему собственному мнению мы всегда умнее, сильнее и более знающие, чем о нас думают. И то, что столь высоко нас так пока никто не оценивает, не имеет, в нашем представлении, к объективной реальности никакого отношения. Просто все окружающие невнимательны, зашорены, необъективны, а то и просто тупы и бестолковы…
Во-вторых, о человеке могут рассказать хорошо знающие его люди. Но эта информация всегда субъективна. В зависимости от того, кто будет о нас рассказывать, мы можем предстать перед слушателем этого рассказа как в виде ангела, причем, возможно, даже и с крылышками, так и в виде тупого злобного животного, в котором нет ничего человеческого.
Ну а третий способ — посмотреть, как человек реагирует на раздражители. Как на простые, обыденные — в виде голода, холода, усталости, так и на многие другие, более сложные. И похоже, в настоящий момент их инструктор как раз и занимался тем, что изучал, как они реагируют на раздражитель в виде зануды-«гимнопевца».
* * *
«Лучше рискнуть, пусть даже потом проиграв, чем отказаться от шанса, а затем всю жизнь жалеть о том, что испугался даже попробовать»

[Князь]

Но Оиентал знал, что даже банальность в устах Учителя всегда имеет свой, совершенно отличный от общепринятого смысл. И потому он немного напрягся, сосредоточившись на том, чтобы максимально точно уловить малейшие нюансы и оттенки того, что еще скажет ему Учитель. Когда общеизвестную истину произносит один из Цветных, не стоит морщиться – подобная реакция характерна для Деятельного Разумного самых низших ступеней, способного оперировать лишь все теми же банальностями, причем всегда безапелляционно и громогласно. Но тем, кто относит себя к высшим ступеням, следует не отмахиваться от банальности, которая прозвучала в устах мудреца, а попытаться понять, почему он ее произнес.
* * *
Поймите, любой, даже самый развитый и обладающий самым продвинутым интеллектом; человек все равно живет под управлением мифов. Например, мифа о безграничных возможностях человека. Или мифа о свободе. Или мифа о невероятных, затмевающих все остальное победах и достижениях той цивилизации, к которой он принадлежит. И когда этот миф в какой-то момент из-за столкновения с реальностью рушится – человеку, не сумевшему вырасти до осознания, что большая часть того, что он воспринимал как непреложную правду, является всего лишь мифом, иллюзией, остается либо сойти с ума, либо придумать себе новый миф. Причем чаще всего такой, который объясняет, что несоответствие между реальностью и старым мифом – уникальная случайность, или происки могущественных и тайных врагов, или предательство, и так далее. То есть в этом случае человек не пытается разобраться в реальной ситуации и, скажем так, хоть немного скорректировать то, что он считает абсолютной правдой, в соответствии с новой информацией, а ищет оправдание тому, что эта его правда оказалась… ну вроде как не совсем правдой. Люди – подавляющее большинство – очень не любят отказываться от своих убеждений, даже если получают подтверждение, что они заблуждаются. И не стоит их винить. Только таким образом человек способен удержать свою психику от безумия. Так что это всего лишь психологический механизм, позволяющий человеку выжить в экстремальных для его сознания условиях. Ну, как ящерице помогает способность отбрасывать хвост в момент поимки хищником… – Тут иномирянин запнулся и слегка смущенно начал пояснять: – У нас на Земле есть такое пресмыкающееся, которое…
Но Беноль жестом остановил его:
– Не надо, я понял, на Киоле тоже есть подобные зверьки. И… – Он сделал короткую паузу и осторожно продолжил: – В основном я с вами, пожалуй, согласен. Во всяком случае относительно подавляющего большинства обычных Деятельных Разумных. Но разве могучий интеллект не служит гарантией того, что человек способен осознать ошибочность предыдущей, построенной на мифах картины мира и обратить свой взор на истинную?
– Нет, – качнул головой иномирянин. – Истина – категория Бога и человеком непостижима по определению. Что же касается могучего интеллекта, то у нас на Земле именно люди с развитым интеллектом являются основным контингентом всяческих тоталитарных сект и тайных мистических обществ… Что же касается человека, то единственное, что ему доступно, – это перестраивание своей системы мифов в соответствии с вновь открывшимися фактами, да и то лишь тому, кто осознал, что живет не в реальном мире, а в мире мифов, с частью которых он просто согласился, а часть даже активно пропагандирует, считая, что они служат целям его собственного процветания, процветания его близких, его народа, его страны. Совсем вырваться за пределы мифов и увидеть мир в истинном свете человек, увы, не способен…
* * *
Он снова никак не ответил на высказанное ею предложение, но это ее уже давно не обижало. Он просто такой… какой есть. И его не переделать. Правда, это понимание далось ей не сразу – первые несколько месяцев она пыталась обижаться, даже уезжала, бросив все и дав себе слово, что больше никогда не переступит порога его жилища. Но проходил день, другой, третий… Однажды она даже продержалась целых десять дней, а потом все равно переступила этот злосчастный порог. Ители несколько раз пыталась разобраться, почему всегда возвращается. Ведь Исороку ни разу не делал попыток ее удержать или вернуть. Он не бросался перед ней на колени, не обещал трагическим голосом, что, если она уйдет, он тоже уйдет, но к богам, не тянул умоляюще руки, не звонил на ее личный терминал, и его трагическая фигура не маячила неподалеку от той компании, в которой она веселилась. Он не делал ничего из того, что делали другие мужчины, когда она уходила от них. Но от тех она уходила спокойно, даже посмеиваясь. А от него… К нему она отчего-то все время возвращалась. Когда кроткая, когда сердитая, когда возбужденная. И он всегда принимал ее так, будто она не наговорила ему злых слов при расставании или как минимум не заявила твердо, что больше никогда не вернется в этот дом… Нет, он встречал ее спокойно и с улыбкой. И всегда давал ей то, в чем она нуждалась в тот момент больше всего – успокоение, нежность или страсть. А потом возвращался к своим делам. Если честно, именно это и бесило ее в нем больше всего. То, что его дела всегда были для него более важными, чем она. Ну почему, почему не она?! Она же готова отдать ему всю себя – почему же он не готов? Это нечестно, несправедливо, неправильно!.. Бесило, но, как с удивлением позже поняла Ители, то же самое и привлекало ее в Исороку, именно этим он очень сильно отличался от большинства мужчин, с которыми она раньше встречалась. Он, он знал, зачем живет на этом свете. Потому и сам был нужен этому свету, этому миру. А человек только тогда и получает право именоваться человеком, когда обременяет себя определенным долгом и становится знатью, то есть личностью, значимой для мироздания. Тот же, кто живет для себя, не напрягаясь и не заморачиваясь, кто считает, что никому и ничего не должен, а ценен сам по себе, самим фактом своего рождения и существования, то есть всеми силами старается избегать любых обременении и не принимать никакого долга, часто еще с пафосом провозглашая, что это и есть истинная свобода, – тот значит для мира не больше, чем пучок травы или, скажем, коровья лепешка. Полезное ж удобрение…
Нет, ничего такого для себя Ители не сформулировала, она вообще не слишком утруждала себя формулировками, но вот если бы кто-то, как раз-таки владеющий талантом точных определений, попытался описать те во многом инстинктивные ощущения, которые заставляли ее, несмотря на все обиды, снова и снова возвращаться к Ямамото Исороку, он сказал бы, что Ители неосознанно чувствовала необходимость своего возлюбленного для мироздания. И именно это инстинктивное даже не понимание, а ощущение того, что ее Исороку принадлежит не только ей, но чему-то большему, сначала и заставляло Ители яростно бороться за свое влияние на него. Женщины ведь такие собственницы… А затем, когда она не столько поняла, сколько почувствовала, что Исороку принадлежит такому, с чем просто бессмысленно бороться – ну, как бессмысленно пытаться разогнать руками туман или собрать в ладони все капли хлещущего ливня. В это в конце концов позволило ей успокоиться. Она согласилась делить возлюбленного с мирозданием и даже стала подсознательно гордиться тем, что такой мужчина принадлежит не только этому самому мирозданию, но еще и ей. И в свою очередь приняла на себя долг приглядывать за тем, чтобы мироздание его не замучило. И ей сразу стало как-то… необычайно покойно, что ли. Может, потому, что и она наконец нашла свой долг; исполняя который, тоже становилась нужна мирозданию…
* * *
– Прости, – тихо произнес он. – Я такой. Смысл моей жизни в долге. И я живу, чтобы исполнить его. Так, как я его вижу. Все остальное в моей жизни подчинено ему. Там, где я родился и вырос, именно такой представляется жизнь для того, кто желает называться мужчиной, и я считаю, что это правильно.
* * *
А известно, что искусство способно «закольцевать» в себе невероятные энергии, преобразовывая их в бесконечное множество форм, каждая из которых на самом деле является всего лишь иллюзией новизны и все вместе они создают лишь иллюзию разнообразия.
Бант несколько минут с весьма озадаченным видом переваривал слова Ямамото. Наконец его лицо озарилось вспышкой понимания:
– А-а, это вроде того, как у нас в Америке стали платить бешеные бабки всяким голливудским шлюшкам, раздвигающим ножки перед продюсерами, и все кто ни попадя сразу стали рваться в актриски и вести себя как они, а нормальной бабы, на которой можно жениться и жить себе спокойно, теперь днем с огнем не отыщешь?
Адмирал засмеялся:
– Да, где-то так…
– ВО-ОТ ОНО ЧТО. – Банг зло сплюнул. – А я-то никак не пойму, отчего это вокруг всё вроде как чужое и незнакомое, а так похоже дерьмом пованивает…
* * *
Она улыбнулась знакомой обворожительной улыбкой. И Ликоэль внезапно почувствовал, как у него перехватывает дыхание… Но только на миг. Сразу после этого включились рефлексы, которые дал ему этот год на острове. Страх, ярость, страсть, да и вообще любая сильная эмоция несут опасность. И настоящий боец обязан сразу же взять их под контроль. Оседлать их. Внуздать. И не позволить себе, поддавшись им, совершить ошибку. Самые тяжкие потери и самые страшные поражения случались там, где сильные эмоции бесконтрольно завладевали человеком или людьми, но там, где эти эмоции оказывались во власти железной воли и холодного рассудка и были выпущены наружу в нужный момент, – там был шанс одержать удивительную победу. Поэтому – контроль, контроль и еще раз контроль…
* * *
Ведь первый признак мужчины отнюдь не болтается у него между лог. Наличие этого признака ничего по большому счету не означает – многим сей предмет не мешает даже заниматься сексом в позиции женщины. Главное, что отличает мужчину, – это умение отвечать за свои слова и преодолевать испытания.
* * *
Вообще-то разбираться в бабах не умеет ни один мужик. Но вот что я тебе скажу. Они и сами в себе ни хрена разобраться не способны. Баба – она что? Она – тело. Потому-то они так тряпки любят, что любой божьей твари самое важное в себе холить и лелеять желательно. Вот они и холят свое самое важное.
– А тело суть животное. У него разума не имеется, сплошные инстинкты. Вот и эта твоя… – Сержант Розенблюм запнулся, сморщил лоб и щелкнул пальцами. – Ну да, Интенель. У нее тоже никакого соображения – одни инстинкты и хотелки. Вот смотри. Она, похоже, из стервочек…
Этого слова Ликоэль не знал, но переспрашивать не стал. Возможно, дальше все прояснится, а нет – спросит позже.
– …а такие завсегда стремятся себе самого успешного мужика заграбастать, – продолжал Джо. – Но не как обычная баба – охомутать его и жить за ним как за каменной стеной. Нет, им этого мало. Они еще и власти над ним хотят. Причем полной. Чтобы только пальчиком повела – а мужик уже на задних лапках стоит. Но если мужик полную власть над собой бабе отдает – он уже и не мужик, а так, тряпка. А тряпки таким стервочкам на хрен не нужны. Так что едва она того, что ей хочется, добивается, так тут же ты ей неинтересным становишься. Ну на кой ей тряпка-то? Ей сильный и успешный мужик нужен. Ну и она тут же начинает по сторонам головой крутить, кого еще но своему вкусу разыскивая. Так вот такие и живут – ломают мужиков, да и сами постоянно в поиске находятся. Иногда даже и не понимают, отчего это у них все время не по-человечески выходит: вроде нашла нормального мужика – а он раз, и тряпкой оказался. И следующий. И опять. А все дело в том, что они сами в этом виноваты. Но кто ж из баб себя виновной-то признает? Это уже чистая фантастика…
Тишина вокруг костра стала напряженной. Почти все, кто собрался здесь, и сами в свое время пережили нечто подобное. И сейчас каждый из них вспоминал то, что произошло с ним самим, и примерял сказанное на свою жизнь.
– А некоторые так и вообще с катушек слетают и как с цепи срываются. Им уже в кайф становится все новых и новых мужиков под себя подминать. Они от этого куда больше удовольствия получают, чем от любого секса. – Банг вздохнул. – И если честно, чувствую я, парень, что ты как раз с такой стервой и связался.
Ликоэль помолчал, затем взглянул на сержанта в упор:
– И… что мне делать?
– Ну, самым разумным было бы просто выкинуть ее из головы, найти себе нормальную бабу и жить спокойно, – серьезно ответил Банг. – Вот только сдается мне, что ты этому совету вряд ли последуешь.
– Я ее люблю, – тихо сказал Ликоэль. Сержант Розенблюм крякнул:
– Вот то-то и оно…
– И что, ничего сделать нельзя?
– Ну это смотря чего ты хочешь добиться. Ежели нормальной спокойной жизни в любви и согласии, то это – да, ничего такого у вас с ней не будет. Точно. А ежели того, чтобы она с тобой была, то это еще как посмотреть.
– И как? – Ликоэль аж подался вперед.
– Ну, во-первых, рядом с тобой раз и навсегда она точно не останется, все время на сторону отбегать будет. Уж будь уверен. Но вот сделать так, чтобы она всегда к тебе возвращалась, в принципе можно. – Джо бросил на Ликоэля прищуренный хитрый взгляд.
Тот сидел и жадно слушал.
– Но для этого, парень, – продолжил Банг, – тебе надобно будет ей не сдаваться и в то же время не отталкивать ее. Играть с ней, понятно? Ну навроде как мостик через ущелье из пары бревнышек. Тут, на этом шаге, поддался. А тут – раз! – и все обратно вернулось. Чтобы у нее все время была иллюзия, что еще чуток – и она тебя дожмет, а что в этот раз сорвалось – так то случайность, где-то кто-то помешал, отвлек, ну или еще что-то приключилось, а так она все правильно делает. Они ж, стервы, ни за что самих себя ни в чем винить не станут. Они – само совершенство, и ежели бы им все время не мешали, у них всегда все в жизни получалось бы так, как они хотят. А хотеть они могут только правильно и разумно – и никак иначе. Понимаешь, о чем я?
Ликоэль медленно кивнул. Не то чтобы он сразу все понял, ибо сказанное сержантом требовало осмысления, но основную мысль уловил. И она пока не казалась ему неверной. Примерно так оно и было…
– Но такая жизнь – это вроде как по минному полю идти. Постоянно себя в напряжении держать надобно. И каждое свое движение, жест или там улыбку контролировать. Все время отслеживать, насколько можно поддаться, а где встать непоколебимо, а то и нажать в ответ. А вот это, ежели ты влюблен, делать очень и очень сложно. Тут же каждому хочется совсем в любви и счастье раствориться, этак растечься и купаться во всем этом, как в море… – Банг замолчал и пошевелил палкой костер.
А вокруг костра зашумел легкий шепоток, ибо все, о чем говорил сержант, затрагивало слишком многих.
– Так что я не уверен, что тебе это удастся, – снова продолжил Джо. – А если не удастся – то и начинать не стоит, только себе больнее сделаешь. Поэтому постарайся лучше выкинуть ее из головы… ну или не выкидывать, но хотя бы понять, что ее к тебе не любовь привлекла, а инстинкт. И этот же инстинкт ее все одно рано или поздно от тебя оттолкнет. Далее если ты все правильно и точно делать будешь. Просто ей все равно победы над мужиками будут нужны, и если она над тобой этой победы не добьется, то побившись-побившись, побежит кого другого ломать.
– Но потом вернется? – уточнил Ликоэль.
– Скорее всего, вернется. Потом. Пару-тройку мужиков в бараний рог свернет, самоуверенность восстановит и снова за тебя примется. Но это только если все правильно делать будешь – не оттолкнешь окончательно, не дашь надежде развеяться, ну и интереса к себе не убьешь. Но вот стоит ли жить с такой бабой, которой только сломать тебя требуется, а больше ей от тебя ничего не надо, ты все-таки подумай…(с)